Содержание:
Глава 1. «Культура» века сего.
Глава 2. Плоды «прогресса».
Глава 3. Цѣль истинной культуры.
Глава 4. Христіанскій прогресс.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Культура» вѣка сего
Современнаго человѣка ничѣмъ нельзя такъ обидѣть, какъ назвавъ его некультурнымъ. Не меньше боится онъ и упрека въ недостаткѣ прогрессивности. Человѣчество самодовольно восхищается достигнутой имъ «культурой» и не переставая отмѣчаетъ все новые и новые шаги по пути «прогресса».
Но мало кто вдумывается въ существо того и другого. «Культура» и «прогрессъ» стали словами не требующими толкованія и въ то же время… смыслъ ихъ едва-ли уясняетъ себѣ даже четвертая часть пользующихся ими. Между тѣмъ, если человѣчество говоритъ, что оно достигло «культурности», если оно полагаетъ, что идетъ по пути «прогресса», то надо же знать въ чемъ заключается то и другое. Культура — своего рода цѣль; прогрессъ — успѣхи въ достиженіи ея. Какъ же не знать, куда мы идемъ и какъ?
Если обсуждать эти вопросы съ точки зрѣнія общепринятой образованности, то отвѣтъ покажется простымъ. Культура — это усовершенствованіе всѣхъ сторонъ человѣческой жизни; прогрессъ — поступательное движеніе человѣчества къ новымъ достиженіямъ. Отвѣтъ, однако, станетъ сложнѣе, если мы поставимъ болѣе подробные вопросы.
Слово культура (отъ латинскаго глагола colo, colui, cultum, colere) значитъ воздѣлываніе, обработка. Отсюда говорятъ о культурѣ растеній, скота и т. д. Въ данномъ случаѣ ясно, въ чемъ заключается совершенствованіе, въ чемъ цѣли этой культуры и кто ее производитъ. Но когда рѣчь идетъ о людяхъ, обладающихъ душею, способныхъ на добро и на зло, то одно слово культура оказывается выражающимъ недостаточно полное понятіе. Являются еще вопросы: какова данная культура по направленію, по основной идеѣ и кто творецъ ея?
Если культура есть усовершенствованіе всѣхъ сторонъ человѣческой жизни, то направленіе и цѣли ея зависятъ отъ того, что признать совершенствомъ, идеаломъ. Въ зависимости отъ этого культура можетъ быть религіозная или матеріалистическая, языческая или христіанская. Для насъ, православныхъ, культура воплощается въ Церкви и церковности.
Нашъ идеалъ — Христосъ.
Мы /с. 47/ знаемъ, что Онъ есть Путь, и Истина, и Жизнь, что, слѣдовательно, внѣ Его все — ложно. Поэтому подлинной культурой мы можемъ назвать только совершенствованіе въ Церкви, а цѣнность остальныхъ «культуръ», какъ всего, что внѣ Ея, не можемъ не считать очень относительной. Я сказалъ бы даже, что, признавая истинной культурой только христіанское совершенствованіе, мы, въ сущности, должны бы всякую внѣ-церковную «культуру» называть какимъ-нибудь другимъ именемъ. Называя языческія, матеріалистическія и т. п. «культуры» этимъ словомъ, я дѣлаю уступку общепринятой терминологіи, но для того, чтобы читателю было ясно, о чемъ идетъ рѣчь, когда я говорю о нихъ, а не о христіанской культурѣ, буду пользоваться кавычками.
Вопросъ о содержаніи культуры влечетъ за собою и вопросъ о прогрессѣ. Если мы развѣнчаемъ ту «культуру», къ которой стремится современное человѣчество, намъ придется признать ложнымъ и то, что оно называетъ прогрессомъ, т. е. поступательнымъ движеніемъ ко все новымъ достиженіямъ. Окажется, что человѣчество не прогрессируетъ, а въ сущности регрессируетъ, находится въ состояніи упадка.
Разберемъ же содержаніе современной «культуры» и посмотримъ, заслуживаетъ-ли она это названіе.
Мнѣ могутъ задать вопросъ: какую «культуру» вы будете разбирать? Развѣ одна культура во всемъ мірѣ? Развѣ нѣтъ различія между «культурами» русской, германской или турецкой?
Я буду разбирать ту «культуру», которая съ небольшими различіями свойственна теперь почти всѣмъ народамъ, которая всюду распространяется вмѣстѣ съ наукой. «Культуры» отдѣльныхъ народовъ тонутъ въ морѣ всепоглощающей европейской «культуры». Такъ что чѣмъ человѣкъ «культурнѣе», съ общепринятой точки зрѣнія, тѣмъ больше онъ сливается съ образованными людьми другихъ странъ. Почитайте распространеннѣйшія газеты русскія, французскія, нѣмецкія, англійскія: вы увидите, что при разныхъ національныхъ и политическихъ направленіяхъ у нихъ какой-то общій духъ.
Онѣ всѣ одинаково благожелательны ко всѣмъ религіямъ, ни одной изъ нихъ всей душой не исповѣдуя; онѣ одинаково почтительны къ демократіи, восхищаются наукой и торжествуютъ по поводу каждаго новаго изобрѣтенія. У всѣхъ нихъ во главу угла ставится экономическое благосостояніе и «научное развитіе» людей. Конечно, вы иногда встрѣтитесь съ отдѣльными статьями другого направленія, но общій духъ газетъ одинъ и тотъ же, какъ бы онѣ между собою ни спорили о политическихъ вопросахъ. Если вы сравните духовные журналы православный, католическій и протестантский /с. 48/, то вамъ бросится въ глаза различіе духа и морали. А въ упомянутыхъ газетахъ вы едва-ли замѣтите разницу, къ какому бы исповѣданію оффиціально не принадлежали ихъ издатели.
Широкое развитіе международныхъ сношеній привело къ смѣшенію разнообразныхъ «культуръ». Всемірная «культура» представляетъ собою смѣсь христіанства, іудаизма, язычества и матеріализма. Процессъ этотъ былъ длительнымъ, при чемъ отчасти онъ совершался естественнымъ путемъ, а отчасти нарочито.
Христіанство, побѣдивъ язычество, дало міру новыя основанія для дальнѣйшаго развитія. Римская Имперія преобразовалась, основные жизненные принципы перемѣнились. Конечно, кое что отъ язычества оставалось и въ обычаяхъ, и въ психологіи народныхъ массъ, но все-таки Церковь дала такое моральное богатство, что наслѣдіе его сохранилось отчасти даже у тѣхъ, кто теперь противится Ей.
Откуда явилось убѣжденіе, что благотворительность почтенна? — Только отъ Христіанства, ибо внѣ Христа нѣтъ истинной незаинтересованной любви, а слѣдовательно отсутствуетъ главная побудительная причина дѣлать добро. Правда, развившаяся теперь въ широкомъ масштабѣ общественная благотворительность держится больше на тщеславіи чѣмъ на любви, но не внуши Христіанство, что помощь нуждающимся заслуживаетъ похвалы, тщеславіе проявлялось бы на другомъ поприщѣ.
Ибо съ точки зрѣнія царствующаго нынѣ матеріализма логичнымъ можетъ быть только себялюбіе, а страданія другихъ насъ касаются лишь постолько, посколько они нарушаютъ нашъ покой. Къ счастію христіанская закваска настолько еще сильна даже у людей поглощенныхъ цѣлями наживы, что они рѣдко бываютъ вполнѣ послѣдовательными матеріалистами.
Если сейчасъ даже атеисты часто не рѣшаются прямо отрицать необходимость добродѣтели, если даже враги Христовы часто не рѣшаются отказать въ признаніи того, что истинный христіанинъ — синонимъ добра, то это все слѣдствіе неповторимо сильнаго, благотворнаго, нравственнаго потрясенія совершеннаго въ мірѣ Православною Церковью. Не будь этого, жизнь для людей давно уже была бы совершенно невыносима. Такъ свѣтъ Христовъ освѣщаетъ жизнь даже тѣмъ, кто находится внѣ Его Святой Церкви.
Человѣческая грѣховность, сохранивъ въ глубинѣ многихъ душъ языческое наслѣдіе, исказила христіанскую вѣру на Западѣ. Отколовшись отъ Церкви, западные народы создали своеобразную католическую «культуру». Эта «культура» незамѣтно все дальше и дальше отходила отъ православнаго христіанства.
Наконецъ, выдѣлилось изъ католичества протестанство, наложившее еще болѣе замѣтный отпечатокъ на современную «культуру» /с. 49/. Протестанство было особенно вредно своимъ ученіемъ о свободномъ или, точнѣе, произвольномъ толкованіи Св. Писанія. Это ученіе внѣдрило въ умы представленіе объ относительности истины. Если всякій можетъ понимать слово Божіе по своему, то значитъ нѣтъ опредѣленной истины имъ проповѣдуемой, а существуютъ только различныя мнѣнія о ней. Утрачивается всякая вѣра въ абсолютную истину, къ которой рождается нѣкоторое равнодушіе.
Протестантъ на всякаго проповѣдника смотритъ нѣсколько свысока, а богословіе превратилъ въ сухую историческую науку. Для протестантскаго богослова не такъ важно, напримѣръ, кто изъ спорившихъ древнихъ церковныхъ писателей былъ правъ въ томъ или иномъ догматическомъ вопросѣ, какъ важно ему установить точную біографію автора и подлинность дошедшихъ до насъ твореній. Истина для нихъ дѣлается дорогá въ вопросахъ, въ сущности второстепенныхъ. Эта основная черта протестантской психологіи привилась къ современному человѣчеству, дѣлая его способнымъ включать въ «культуры» начала совершенно противоположныя.
По справедливому замѣчанію С. Булгакова, «отличительной чертой всей гуманистической культуры является ея духовная раздробленность; правда, въ этой множественности выражается ея богатство и полнота, но вмѣстѣ и незавершенность. Средніе вѣка выставляли одну общую и единую святыню, которую хотѣли запечатлѣть во всѣхъ отрасляхъ культуры; новое время такой общей святыни не имѣетъ, оно знаетъ много “цѣнностей”, но это суть цѣнности лишь для спеціалистовъ или для спеціальныхъ областей, которыя между собою связи не имѣютъ и могутъ даже впадать въ противорѣчіе между собою» («Два града», томъ 1, стр. 174).
Дѣйствительно, достояніемъ «культуры» одновременно считаются и плоды трудовъ истинныхъ христіанъ, и еретиковъ, и іудеевъ, и язычниковъ, и даже сатанистовъ. Ибо что какъ не язычество вносило въ «культуру» эпоха Возрожденія? Что какъ не іудаизмъ вносили гуманисты, а теперь проводитъ масонство? Гдѣ найти сродство между ненавистникомъ Христа Вольтеромъ и православнѣйшимъ Достоевскимъ? — «Культура» все это впитала въ себя!
Но добро христіанскихъ твореній, воспринимаемое безъ предварительнаго отрицанія зла, вносимаго другими художниками и учеными, расплывается. Современный «культурный» человѣкъ, ко всему подходящій или съ утилитарной точки зрѣнія, или съ эстетической, не способенъ воспринять посѣянное христіанами добро. Глаза и уши его видятъ и слышатъ только то, что не возвышается надъ землей.
Протестантизмъ внѣдрилъ въ человѣчество еще и другое зло. /с. 50/ Онъ «настолько отдѣляетъ земную дѣйствительность отъ религіозныхъ чаяній, что религія становится частнымъ дѣломъ личнаго сознанія, а культура, общественность, государственность, объявляются автономными областями свѣтскаго строительства» (П. Новгородцевъ. Существо Русскаго Православнаго Сознанія. Сборникъ «Православіе и Культура». Берлинъ, 1923, стр. 21). Религія въ современной «культурѣ» признается частнымъ дѣломъ каждаго… Теперь, такимъ образомъ, ушли дальше безнравственнаго средневѣковаго принципа — cuius regio, eius religio. Религію вообще лишили права руководить общественною жизнью.
Мнѣ можетъ быть возразятъ, что нельзя приписывать всей «культурѣ» то, что является свойствомъ протестантизма. Да, конечно, есть еще православные чуждые индиферентизму къ истинѣ, есть католики ненавидящіе протестантовъ. Но горе въ томъ, что мы избавляемся отъ протестантскихъ болѣзней лишь постолько, посколько относимся критически ко взглядамъ укореняющимся въ каждомъ изъ насъ со школьной скамьи.
Таковъ духъ всюду распространяющейся образованности и подняться надъ нимъ для рядового человѣка очень трудно. Онъ особенно прочно и послѣдовательно внѣдряется въ государствахъ, имѣющихъ «внѣконфессіональную» школу. Но даже въ дореволюціонной Россіи его легко обнаружить въ большинствѣ учебниковъ, напримѣръ, исторіи или литературы. Онъ внѣдряется газетами, бульварной и даже не бульварной литературой. Этотъ протестантско-гуманистическій духъ свойственъ теперь интеллигенціи почти всѣхъ странъ.
Какъ вышло, что ему не противилось громадное большинство даже православныхъ людей? — Люди думаютъ, что противорѣчіе ихъ вѣрѣ они могутъ найти только въ спеціальныхъ богословскихъ трактатахъ. А на самомъ дѣлѣ, религія, служа источникомъ міровоззрѣнія, окрашиваетъ даже научныя занятія человѣка. Вѣдь, одинъ подходъ къ естественнымъ наукамъ у человѣка вѣрующаго въ Бога, а другой у чистаго матеріалиста. Тѣмъ болѣе сказывается вѣра въ наукахъ исторической, философской и, конечно, богословской. А въ современномъ человѣчествѣ доходятъ до такой нелѣпости, что православныхъ юношей посылаютъ обучаться богословію въ инославныхъ университетахъ.
Отъ принципіальнаго равнодушія къ тому, кто во что вѣритъ, отъ включенія въ «культуру» твореній, выражающихъ самыя различныя и даже противоположныя вѣры, — путь къ полному атеизму и чистому матеріализму. Да, лучшія христіанскія творенія признаются «культурными цѣнностями», но это остается безъ вліянія на /с. 51/ «культуру», ибо не въ ихъ направленіи «культивируется» человѣчество, не они ставятся во главу угла.
Увы! Изящная литература направлена исключительно къ тому, чтобы доставлять эстетическое удовольствіе (едва-ли не въ лучшемъ случаѣ) или бить по нервамъ и возбуждать эротическое чувство. Таковъ спросъ даже у русскаго зарубежнаго читателя, которому казалось бы пора было образумиться послѣ всего пережитаго. Издатели говорили мнѣ, что книги, лишенныя «пикантныхъ» сценъ, почти не расходятся. Т. о., самое художество поддается общему нравственному упадку, дѣлаясь только извѣстнымъ средствомъ наживы, переставая быть высокимъ способомъ передавать людямъ ту, или иную вѣру художника.
Это особенно наглядно въ наши годы, когда нелѣпая мода дала широко развиться т. н. художественному модернизму и футуризму. Смотришь на картину иного художника и буквально спрашиваешь себя: что это — грязная палитра или мазня малолѣтняго ребенка? Но публика восхищается съ голоса газетныхъ критиковъ, не рѣшаясь изъ страха упрека въ «некультурности» признаться, что не понимаетъ даже сюжета картины.
Для характеристики современнаго направленія искусства я еще приведу слова А. С. Хомякова, который былъ большимъ знатокомъ и любителемъ всего художественнаго. «Безспорно нашъ вѣкъ — не есть вѣкъ художества. Художникъ (я говорю о художникѣ слова также какъ о художникѣ формы и звука) занимаетъ весьма низкую ступень въ современномъ движеніи общественной мысли. Истинная въ своемъ началѣ, ложная въ своемъ приложеніи, односторонне высказанная и дурно понятая система германскихъ критиковъ о свободѣ искусства, приноситъ довольно горькіе плоды.
Рабство передъ авторитетами и передъ условными формами красоты, — замѣнилось другимъ рабствомъ. Художникъ обратился въ актера художествъ. Нищій лицедѣй онъ стоитъ передъ публикой-милліономъ и требуетъ отъ него задачи, или старается угадать его современную прихоть… И милліонъ-вдохновитель приказываетъ и художникъ-актеръ ломается болѣе или менѣе удачно въ заданной ему роли, и милліонъ хлопаетъ въ ладоши, принимая это за искусство.
Нѣмецкіе критики были правы, проповѣдуя свободу искусства, но они не поняли вполнѣ, а ученики ихъ поняли еще менѣе, что свобода есть качество чисто отрицательное, не дающее само по себѣ никакого содержанія, и художники современные, давъ полную волю своей безразборчивой любви ко всѣмъ возможнымъ формамъ прекраснаго, доказали только то, что въ душѣ ихъ нѣтъ никакого внутренняго содержанія, которое стремилось бы выразиться въ самобытныхъ образахъ и могло бы ихъ создать» (П. собр. соч. Москва, 1861, т. I, стр. 42). /с. 52/ Въ жизни все меньше и меньше идеалистовъ. Всѣхъ захватываетъ обостренная борьба за существованіе, а въ свободное отъ работы время получаетъ все болѣе широкое распространеніе культъ тѣла. Сытость, удобства, развлеченія и физическое здоровье — вотъ все, къ чему стремится современная «культура».
Удается-ли ей достичь свою цѣль, мы разберемъ потомъ, а покуда замѣчу, что такія низменныя, «культурныя» цѣли, возможны лишь при полномъ извращеніи религіознаго сознанія, точнѣе говоря, при замѣнѣ его (часто безсознательно) матеріалистическими стремленіями.
«Культура» лишена опредѣленной исповѣдной основы, а направлена лишь къ совершенствованію и обезпеченію тѣла. И поэтому, тотъ, кого она захватила, независимо отъ оффиціальной принадлежности къ тому или иному исповѣданію, въ сущности сотворилъ себѣ кумира изъ человѣчества.
Я назвалъ протестантизмъ какъ одинъ изъ главнѣйшихъ факторовъ, создавшихъ современную «культуру». Мнѣ остается еще назвать другую силу не меньше, если не больше, повліявшую на человѣчество, чѣмъ протестантизмъ. Я имѣю въ виду масонство, которое въ отрицательной части своего ученія сильно ему сродни. Въ масонствѣ соединяется протестантскій скептицизмъ и гуманизмъ съ іудаистическимъ пантеизмомъ. А оно разбросано по всему міру, всюду сильнѣйшимъ образомъ вліяя на человѣческіе умы.
Протестантскому ученію о вхожденіи въ Церковь разъединенныхъ общинъ, сродни масонская проповѣдь началъ, стирающихъ между людьми всѣ различія, какъ религіозныя, такъ и національныя.
Въ масонской «Новой Книгѣ Конституцій» (1723 г.) читаемъ: «Въ старыя времена масоны поневолѣ (курсивъ мой. Ю. Г.) держались въ каждой странѣ ея религіи, какова бы она ни была, но въ наше время человѣкъ свободно выбираетъ себѣ вѣру и лишь одна религія дѣйствительно обязательна для всѣхъ.
Это — та всеобщая (catholic), всѣхъ людей объединяющая религія, которая состоитъ въ обязанности каждаго изъ насъ быть добрымъ и вѣрнымъ долгу (loyal), быть человѣкомъ чести и совѣсти, какимъ бы именемъ ни называлось наше вѣроисповѣданіе и какіе бы религіозные догматы ни отличали насъ отъ другихъ людей. Вѣрность этимъ началамъ превратитъ масонство въ объединяющій центръ, поможетъ ему связать узами дружбы людей доселѣ бывшихъ другъ другу чужими» (Глава объ обязанностяхъ фр.-масона, пар. 1). Отъ масонства, т. о., идетъ расплывчатая непрочная мораль, которая свойственна среднему (прибавлю — недурному) «культурному» обывателю.
На первый взглядъ все это можетъ показаться очень симпатичным /с. 53/. Но это такъ только, если забыть, что принципы благожелательности, чести, дружбы, выдвигаются взамѣнъ несравненно болѣе высокихъ началъ церковныхъ [1]. Благожелательность и дружба блѣдны по сравненію съ призывомъ Церкви къ любви, единству и милосердію. Честь — ничто по сравненію съ христіанской чистотою и святостью. Между тѣмъ къ такимъ замѣнамъ, въ очень значительной мѣрѣ подъ вліяніемъ масонства, въ лучшемъ случаѣ приводитъ современная «культура».
А масонское стремленіе къ интерконфессіонализму, прежде всего, получаетъ проявленіе въ отдѣленіи Церкви отъ государства и введеніи во всѣхъ странахъ свѣтскаго (т. е. безрелигіознаго) обученія. Дѣйствительно, интерконфессіонализмъ есть отреченіе отъ всякаго исповѣданія. И когда какое-либо исповѣданіе изгоняется изъ школы и перестаетъ быть господствующимъ въ государствѣ, его мѣсто можетъ быть занято только безвѣріемъ.
Масоны это хорошо знаютъ и заявляютъ объ этомъ довольно откровенно. Одинъ изъ нихъ пишетъ: «Послѣдствіемъ такого (свѣтскаго) обученія, я не говорю объектомъ, явится созданіе невозможности вѣры въ Бога» (Бр. Дюфренъ. Revue de l’enseignement primaire et primaire supérieur, 31 іюля 1904). Другой высказывается прямѣе: «Свѣтская школа не можетъ игнорировать Бога, она должна Его уничтожить…, является необходимостью для интеллектуальнаго блага ребенка сдѣлать его атеистомъ, иначе говоря, воспитать свободный мозгъ, а не мозгъ раба» (Лэриноль, Dépêche du Poiton, 1905 г.)
И, наконецъ, французскія учебныя власти въ моментъ полнаго господства масоновъ въ правительствѣ, заявили: «Мы — школа безъ Бога» (Цирк. Инспектора Мин. Нар. Просв. г. Грэви, Côté du Nord, 27 янв. 1907 г.). Но школа — это главный проводникъ «культуры» и, такимъ образомъ, масоны признаютъ, что насаждаютъ «культуру» безбожную. А отмѣченная выше одинаковость духа большинства современныхъ дѣятелей «просвѣщенія», какъ частныхъ, такъ и государственныхъ, проистекаетъ именно оттого, что верхи интеллигенціи въ большинствѣ государствъ захвачены вліяніемъ масонства.
Для человѣка знакомаго съ масонской литературой не можетъ оставаться сомнѣній въ томъ, что въ мірѣ планомѣрно осуществляется его программа. Обезбоженіе и матеріализація всей жизни, насаждение /с. 54/ демократій, стремленіе ко всемірному интернаціональному государству (первый шагъ — Лига Націй) — вотъ, кратко говоря, ближайшая программа масонства, ведущая, по моему глубокому убѣжденію, къ установленію царства Антихристова.
Мнѣ остается еще отмѣтить одну очень характерную черту современной «культуры»: человѣчество одновременно признаетъ себя и субъектомъ и объектомъ ея. Дѣйствительно, вѣдь мы видимъ уже, что «культура» принципіально безрелигіозна. Она исходитъ изъ положенія, что человѣчество есть нѣчто самодовлѣющее, способное само построить свою жизнь. Нелѣпость этого взгляда особенно ярко проявляется, когда идетъ рѣчь о моральномъ совершенствованіи «культурнаго» человѣчества.
Объ этомъ очень хорошо пишетъ С. Булгаковъ: «Она (интеллигенція) увѣровала, вмѣстѣ съ Руссо и со всѣмъ просвѣтительствомъ, что естественный человѣкъ добръ по природѣ своей, и что ученіе о первородномъ грѣхѣ и коренной порчѣ человѣческой природы есть суевѣрный миѳъ, который не имѣетъ ничего соотвѣтствующаго въ нравственномъ опытѣ. Поэтому, никакой особой заботы о культурѣ личности (о столь презрѣнномъ самоусовершенствованіи) быть не можетъ и не должно, а вся энергія должна быть цѣликомъ расходуема на борьбу за улучшеніе среды. Объявляя личность ея продуктомъ, этой самой личности предлагаютъ и улучшать эту среду подобно барону Мюнхгаузену вытаскивавшему себя изъ болота за волосы» («Два града», т. II, стр. 204).
Не имѣя яснаго представленія о цѣляхъ «культуры», но высоко цѣня всякое проявленіе человѣческаго таланта, человѣчество не благодаритъ за него Бога, а только гордится собою. Это проявляется даже у русскихъ изгнанниковъ, которые всѣмъ пережитымъ, казалось бы, могли быть научены смиренію. Уже нѣсколько лѣтъ бѣженцы празднуютъ т.н. «дни русской культуры», на которыхъ вспоминаютъ и прославляютъ культурныя достиженія своего народа. Что и говорить, русскіе люди отличились почти на всѣхъ поприщахъ и многіе изъ нихъ заслуживаютъ прославленія, но вызываемое этими днями чувство народной гордости типично не для православныхъ людей, а для носителей той европейской гуманистической «культуры», которую усвоила наша интеллигенція. Ибо есть два рода отношенія къ дарованіямъ и успѣхамъ — христіанское, т.е. смиренное, и мірское, т. е. горделивое.
Первое вызываетъ чувство смиренной благодарности Богу и сознаніе своей отвѣтственности передъ Нимъ; второе — только чувство гордости и самопревозношенія. Какого же рода чувство могутъ вызывать «дни русской культуры» въ томъ видѣ, какъ она праздновалась до сихъ поръ? За немногими /с. 55/ исключеніями — именно второе. Обмѣняйтесь впечатлѣніями съ участниками празднованій, почитайте газетные отчеты и посвященныя русской культурѣ статьи: вы, главнымъ образомъ, услышите и прочтете объ испытанномъ чувствѣ національной гордости. Гордятся нашими писателями, художниками и изобрѣтателями, — иначе говоря, дарованіями своего народа. Но можно-ли гордиться талантами? Мы-ли ихъ создали? А если бы какой-нибудь западный народъ установилъ такой же праздникъ, то вѣра въ человѣка, какъ самодовлѣющаго создателя культуры, проявилась бы еще болѣе ярко…
*****
Подведемъ итоги сказанному.
Когда цѣлью культуры перестало быть совершенствованіе души, а стало ею только стремленіе облегчить и усладить свое земное существованіе, человѣчество отказалось отъ положенія Божьяго творенія, обязаннаго послушаніемъ своему Создателю. Оно свою тѣлесную жизнь поставило въ центръ міра и при этомъ полагается уже только на свои собственныя силы.
Мнѣ скажутъ, что есть еще вѣра въ Бога даже у современныхъ творцовъ «культуры».
Иногда — это такъ, но эта вѣра остается бездѣйственной, ибо большинство идетъ по теченію, а все направленіе «культуры» безбожно. Оно проникнуто гордыней и матеріализмомъ. Люди думаютъ, что усовершенствованными машинами они облегчатъ жизнь и поборютъ стихіи, что развитіемъ медицины они оздоровятъ свой родъ и физически, и морально, что создавъ интернаціоналъ они обезпечатъ себя отъ войны. Широкое распространеніе просвѣщенія, блестящія техническія изобрѣтенія, облегчающія всякое производство и побѣждающія пространство тѣшатъ человѣческую гордыню. Но какъ нѣкогда горделивая попытка построить Вавилонскую башню окончилась неожиданнымъ результатомъ для строющихъ, такъ и теперь человѣчество, думая, что оно близится къ достиженію прочнаго благополучія, на самомъ дѣлѣ быстрыми шагами придвигается къ пропасти. Мы убѣдимся въ этомъ, разобравъ достиженія «прогресса»./с. 56/
ГЛАВА ВТОРАЯ
Плоды «прогресса»
Въ предыдущей главѣ я показалъ, что направленіе современной «культуры», въ сущности, безбожное. Человѣчество полагается только на собственныя силы и всякое достиженіе приписываетъ только себѣ. Поэтому оно ни за одно изъ нихъ не благодаритъ Бога, а самовольно приписываетъ все своему таланту, своему разуму. Какую бы газету вы ни раскрыли, вы непремѣнно обнаружите восхищеніе человѣчествомъ, вы обязательно найдете сообщеніе о какомъ-нибудь новомъ изобрѣтеніи, о новой «побѣдѣ» людей надъ природой и невѣдѣніемъ.
Дѣйствительно, достиженія въ этомъ направленіи, особенно за послѣдніе годы, весьма велики. Люди науки накопили невѣроятное количество знаній, они побѣждаютъ пространство, летая изъ Европы въ Америку, передавая звуки на громадное разстояніе при помощи радіо, доставляя возможность жителю Лондона говорить съ Нью-Іоркомъ и даже видѣть лицо своего собесѣдника. Медицина изучила подробно зарожденіе и ходъ почти всѣхъ болѣзней, хирурги совершаютъ прямо чудесныя операціи. Почти всякая работа можетъ исполняться той или иной машиной и, такимъ образомъ, экономится человѣческій трудъ. Это-ли не прогрессъ? Это-ли не открываетъ человѣчеству блестящія перспективы беззаботнаго и безболѣзненаго райскаго существованія на землѣ?
Увы! Всѣ эти успѣхи имѣютъ обратную сторону. Если откинуть охватившее человѣчество самообольщеніе, то мы увидимъ, что развитіе «культуры», приводитъ не къ прогрессу, а къ регрессу; что жизнь на землѣ не облегчается, а отягчается; что человѣчество само у себя затягиваетъ на шеѣ петлю.
Разсмотримъ, напримѣръ, что даетъ человѣчеству развитіе техники. Прежде всего, работа, которая раньше выполнялась людьми, теперь дѣлается машиной. Чѣмъ болѣе совершенствуются эти машины, тѣмъ меньше требуется рабочихъ. Это такъ во всѣхъ отрасляхъ жизни — не только фабричной, но отчасти даже земледѣльческой. А что будетъ, когда улучшатъ роботовъ, механически дѣлающій то, для чего еще недавно необходимъ былъ живой человѣкъ? Развитіе техники плодитъ безработныхъ пролетаріевъ, которыхъ будетъ все больше и больше, соотвѣтственно усовершенствованію машинъ и постояннымъ экономическимъ кризисамъ.
Прибавимъ къ этому, что техника, побѣждая пространство, привела къ /с. 57/ такой общей зависимости всѣхъ странъ другъ отъ друга, что экономическій и финансовый недугъ всякаго крупнаго государства, такъ или иначе отзывается во всемъ мірѣ.
Поистинѣ, мнѣ кажется, что человѣчеству легче жилось бы безъ автомобилей, аэроплановъ и прочихъ техническихъ достиженій, но зато и безъ постоянныхъ кризисовъ, которые наступаютъ чуть-ли не каждый годъ. Пусть у насъ было бы меньше удобствъ, пусть больше людей трудилось бы въ потѣ лица, но зато была бы спокойнѣе и ровнѣе жизнь, какой была она еще не такъ давно.
Есть и еще ужасная сторона развитія техники. Это то, что она сдѣлала войну во сто кратъ болѣе страшной, чѣмъ раньше. Ни для кого не секретъ, что химики всѣхъ государствъ соперничаютъ между собою въ изобрѣтеніи возможно болѣе ядовитыхъ газовъ, которые сдѣлаютъ войну будущаго гораздо ужаснѣе всѣхъ прежнихъ столкновеній. Въ одномъ военномъ журналѣ я читалъ о пробахъ газа, который не только умерщвляетъ все на поверхности земли, но и отравляетъ самую почву настолько глубоко, что на ней гибнетъ вся растительность. Что будетъ съ населеніемъ города, на который аэропланы сбросятъ нѣсколько тоннъ бомбъ, начиненныхъ подобнымъ газомъ? Что можно придумать болѣе варварское и отвратительное, чѣмъ такая война, не знающая пощады мирному населенію, независимо отъ пола и возраста? Какіе блестящіе плоды прогресса въ области техники будто бы облегчающей жизнь на землѣ!
Правда, всѣ правители увѣряютъ, что они миролюбивы, что они не допустятъ войны; создана Лига Націй, которая будто бы спасаетъ міръ отъ военныхъ столкновеній. Но если обезпеченъ миръ, зачѣмъ тѣ же правители такъ энергично готовятся къ безчеловѣчной войнѣ? А ужасъ этой войны усугубляется тѣмъ, что никто не можетъ надѣяться на локализацію ея на какой-нибудь одной границѣ. «Прогрессъ» привелъ къ такому сплетенію интересовъ всѣхъ государствъ, что опасность войны неминуемо связана со всемірнымъ бѣдствіемъ. Человѣчество это знаетъ и живетъ въ непрерывной тревогѣ.
Мнѣ можетъ быть укажутъ на широкое распространеніе просвѣщенія, какъ на цѣнный успѣхъ «культуры». Не только увеличивается количество грамотныхъ, но и неграмотнымъ доступны такіе виды «просвѣщенія», какъ театры, киноматографы, радіо.
Но прежде всего можно усумниться, что такое распространеніе «просвѣщенія» полезно. Грамотность сама по себѣ отнюдь не можетъ считаться пріобрѣтеніемъ, посколько она не служитъ къ усвоенію ученія Христова. Между тѣмъ, образованность въ громаднейшем /с. 58/ большинствѣ случаевъ насаждается безбожная, а литература, кинематографъ и радіо передаютъ очень мало поучительнаго. Наоборотъ, они (въ особенности литература и кинематографъ) больше потворствуютъ дурнымъ инстинктамъ человѣка. Одинъ русскій іерархъ правильно писалъ: «Измѣреніе просвѣщенія народнаго числомъ грамотѣевъ, кажется, можетъ быть ошибочно, потому что грамотность безъ нравственности у простого народа есть то же, что ножъ у своевольнаго ребенка. Кто большею частію является причиною разныхъ возмущеній, бунтовъ, революцій, расколовъ? — Безнравственные грамотеи. И, слѣдовательно, кто опаснѣе для спокойствія отечества? — Безнравственные грамотеи [2].
Грамотность, доступная почти каждому, оказалась источникомъ наживы для распространителей легкой и безнравственной литературы. А великія поучительныя творенія, требующія со стороны читателя умственнаго усилія и не тѣшащія его порочность, получаютъ несравненно меньше распространенія, чѣмъ произведенія вредныя. Такимъ образомъ, то, что должно бы быть орудіемъ христіанскаго просвѣщенія, служитъ больше къ развращенію людей.
Есть еще область, на которую могутъ указать намъ люди вѣрящіе въ «прогрессъ». Это — медицина. Она дѣйствительно развилась не меньше техники. Врачи знаютъ чуть-ли не каждую мелочь человѣческаго организма, знаютъ, какъ возникаютъ и развиваются большинство болѣзней. Они изучили дѣйствіе безчисленнаго количества медикаментовъ и разнообразныхъ режимовъ. И если просмотрѣть статистическія данныя, то нельзя не замѣтить постепеннаго уменьшенія процента смертности. На первый взглядъ можно подумать, что здѣсь болѣе, чѣмъ гдѣ-либо, человѣчество побѣждаетъ природу.
Но, увы, и здѣсь есть оборотная сторона медали. Какъ ни звучитъ это парадоксально, но подобно тому, какъ развитіе техники приводитъ къ экономическимъ кризисамъ, усовершенствованіе медицины, вмѣстѣ съ ростомъ цивилизаціи, сопровождается ослабленіемъ человѣческаго рода.
Медицина замѣтно удлинила жизнь людей болѣзненныхъ. Для нихъ и для ихъ близкихъ это бываетъ, конечно, отрадно. Но въ общечеловѣческомъ масштабѣ мы дѣлаемся наслѣдственно слабѣе. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы привыкаемъ съ первыхъ дней своей жизни къ медицинской опекѣ и, такимъ образомъ, человѣкъ, вмѣсто того, чтобы быть господиномъ природы, скорѣе дѣлается рабомъ ея. Доктор /с. 59/ Вересаевъ, указывая на выносливость дикарей, очень интересно разсуждаетъ о тѣхъ послѣдствіяхъ, къ которымъ приводитъ насъ развитіе медицины. Я позволю себѣ привести довольно обширную выдержку изъ его интереснѣйшаго сочиненія «Записка врача».
«Когда я читаю о дикаряхъ, объ ихъ выносливости, о тонкости ихъ внѣшнихъ чувствъ, меня охватываетъ тяжелая зависть, и я не могу примириться съ мыслью: — неужели дѣйствительно необходимо и неизбѣжно было потерять намъ все это? Вѣдь для насъ всѣ эти люди — существа съ совершенно другой планеты, съ которыми у насъ ничего нѣтъ общаго даже въ самомъ понятіи о здоровьи. Нашъ культурный человѣкъ пройдетъ босикомъ по росистой травѣ и простудится; проспитъ ночь на голой землѣ и калѣка на всю жизнь; пройдетъ пѣшкомъ пятнадцать верстъ и получитъ синовитъ. И при всемъ этомъ мы считаемъ себя здоровыми! Подъ перчатками скоро и руки у насъ станутъ столь-же чувствительными къ холоду, какъ ноги, и “промочить руки” будетъ значить то же, что теперь “промочить ноги”.
И Богъ вѣсть, что еще ждетъ насъ въ будущемъ, какіе дары и удобства готовитъ намъ растущая культура. Какъ “нераціональной” будетъ для насъ обыкновенная пища, какъ “нераціональнымъ” станетъ и обыкновенный воздухъ: онъ будетъ слишкомъ рѣдокъ и грязенъ для нашихъ маленькихъ нѣжныхъ легкихъ, и человѣкъ будетъ носить при себѣ аппаратъ со сгущеннымъ чистымъ кислородомъ и дышать имъ черезъ трубочку, а испортился вдругъ аппаратъ, и человѣкъ на вольномъ воздухѣ будетъ какъ рыба погибать отъ задушенія».
Конечно, докторъ Вересаевъ беретъ ужъ очень крайнее развитіе современнаго процесса, но всякій наблюдательный человѣкъ не можетъ не признать, что развитіе медицины (а въ большей мѣрѣ, конечно, и цивилизаціи) насъ изнѣживаетъ. Мы несомнѣнно на пути къ тому, что описываетъ докторъ Вересаевъ, но надо надѣяться, что никогда не достигнемъ такого убожества.
Правда, теперь есть сильное теченіе, стоящее за возвращеніе человѣка къ природѣ. Увлекаются спортомъ, проповѣдуютъ жизнь нагишомъ. Но спортъ, если и укрѣпляетъ мышцы у извѣстной части молодежи, то почти всегда за счетъ умственнаго и нравственнаго развитія, ибо интересъ къ этому занятію поддерживается въ очень значительной мѣрѣ нездоровой погоней за всякаго рода рекордами, отвлекающими цѣлыя массы людей отъ ихъ непосредственнаго дѣла. Достаточно вспомнить, какъ еще недавно вся Франція была охвачена безпокойствомъ о томъ, кто кому, грубо говоря, набьетъ морду: Карпантье Дэмпсей или Дэмпсей Карпантье. И когда узнали о /с. 60/ пораженіи своего соотечественника, французскія газеты писали: «pauvre France» — бѣдная Франція! Дѣйствительно бѣдная! Вѣдь это-ли не помраченіе умовъ?
Молодежь, занимающаяся спортомъ, если и укрѣпляетъ свое здоровье, то теряетъ всякую способность мыслить о другихъ предметахъ. Спортъ очень легко дѣлается у нея самоцѣлью.
Въ чемъ лежитъ причина того, что лучшія намѣренія дѣятелей науки послужить человѣчеству въ конечномъ результатѣ приводятъ къ печальнымъ послѣдствіямъ? Тутъ виновны не столько отдѣльные люди, сколько все направленіе «культуры».
Я уже отмѣчалъ, что она всецѣло матеріалистична. Она направлена лишь къ тому, чтобы скрасить наше земное существованіе, заботясь такимъ образомъ только о половинѣ человѣка — о его тѣлѣ. О душѣ же, если и вспоминаютъ, то какъ о чемъ-то второстепенномъ. Теперь любятъ повторять латинскую поговорку: «mens sana in corpore sano» — здоровый духъ въ здоровомъ тѣлѣ. Это неправильно во всѣхъ отношеніяхъ. Здоровый духъ часто бываетъ въ самомъ слабомъ и больномъ тѣлѣ — иногда только онъ и поддерживаетъ тѣлесную жизнь. Но самое главное то, что душа тутъ оказывается въ чисто второстепенномъ положеніи, между тѣмъ какъ тѣло должно бы только служить ей. Вѣдь долго-ли живетъ наше тѣло? «Дней лѣтъ нашихъ всего до семидесяти лѣтъ» (Пс. 89, 10). А душа безсмертна! И она-то забывается въ современной «культурѣ».
Люди безумно возомнили, будто могутъ передѣлать и себя, и міръ на болѣе «раціональныхъ» началахъ, точно Творецъ вселенной хуже насъ зналъ, какъ все надо устроить для нашей пользы. Возгордившійся человѣкъ рѣшилъ, что для разума его нѣтъ границъ. Между тѣмъ онъ, конечно, ни въ какой мѣрѣ не можетъ сравниться съ Божественной премудростью. Преп. Макарій Египетскій такъ показываетъ нашу ограниченность: «Если человѣкъ начнетъ изслѣдовать разумъ Божій и говорить: “я нашелъ и постигъ нѣчто”, то умъ человѣческій окажется преступающимъ разумъ Божій; но въ семъ весьма онъ заблуждается.
Чѣмъ больше хочешь изслѣдовать и проникнуть вѣдѣніемъ, тѣмъ въ большую нисходишь глубину, и ничего не постигаешь. Даже, что касается до возникающихъ въ тебѣ размышленій о томъ, что и какъ происходитъ въ тебѣ ежедневно, и то неизреченно и непостижимо, развѣ будешь принимать все сіе съ благодареніемъ и вѣрою. Ибо со дня рожденія твоего и донынѣ возмогъ-ли ты познать душу свою?
Дѣйствительно, перескажи мнѣ помыслы, возникавшіе въ тебѣ съ утра до вечера; разскажи мнѣ помышленія трехъ дней. Но ты не въ состояніи этого сдѣлать. А если не возмогъ ты объять помысловъ души своей, то какъ можешь /с. 61/ постигнуть Божія помышленія и Божій умъ» (Твор. Москва, 1852, стр. 130). «Культурное» человѣчество не вѣритъ въ свою ограниченность. Оно думаетъ, что можетъ само достигнуть того, чтобы сдѣлаться «какъ боги».
Но къ какимъ же послѣдствіямъ приведутъ эта «культура» и этотъ «прогрессъ»?
Я вкратцѣ показалъ, что тамъ, гдѣ мы радуемся своимъ «блестящимъ» успѣхамъ, таятся все разрастающіеся зародыши гибели. Развитіе техники приводитъ ко всеобщей скудости; надежда предотвратить войну при помощи международнаго объединенія, создаетъ причины для всемірныхъ безпощадныхъ кровопролитій; распространеніе ложнаго просвѣщенія всѣмъ затуманиваетъ мозги; прекрасная на взглядъ медицина приводитъ къ разслабленію человѣческаго организма. Такъ приближаемся мы къ послѣднему моменту человѣческаго существованія на землѣ. «Въ то время, когда пріидетъ змій (Антихристъ), — говоритъ преп. Ефремъ Сиринъ, — не будетъ покоя на землѣ: будетъ же великая скорбь, смятеніе, замѣшательство, смерти и глады во всѣхъ концахъ. Ибо Самъ Господь нашъ Божественными устами изрекъ, что «таковая скорбь не бысть отъ начала созданія» (Марка 13, 19) [3]. И все это устраиваютъ себѣ сами люди. Отказавшись отъ Бога, поставивъ легкое тѣлесное существованіе своей главнѣйшей цѣлью, они заблудились. Служа одному тѣлу, они и его приводятъ къ гибели, ибо создаютъ условія, при которыхъ жизнь на землѣ станетъ почти невозможной.
Читатель изъ настоящей главы, можетъ быть, сдѣлаетъ заключеніе, что я вообще считаю всѣ науки несовмѣстимыми съ Христіанствомъ. Это не такъ. Я прошу замѣтить, что до сихъ поръ говорилъ не о наукахъ самихъ по себѣ, а о ложномъ ихъ направленіи, явившемся слѣдствіемъ матеріалистическихъ устремленій человѣчества. Въ послѣдующей части своей статьи я постараюсь показать мѣсто наукъ и искусствъ въ православномъ міровоззрѣніи./с. 62/
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Цѣль истинной культуры
Чтобы опредѣлить правильный христіанскій взглядъ на культуру и прогрессъ, надо сначала разобраться въ томъ, какова цѣль человѣческой жизни на землѣ. Ради чего мы не сразу вступаемъ въ ту жизнь, которая обѣщана добрымъ христіанамъ въ будущемъ вѣкѣ, а должны сначала провести нѣкоторое (правда ничтожное по сравненію съ безконечностью) количество лѣтъ на землѣ, борясь за свое существованіе и за пріобрѣтеніе святости? Отвѣтъ на этотъ вопросъ откроетъ намъ возможность правильно подойти къ правильному пониманію того, что можно назвать истинными культурой и прогрессомъ.
Человѣкъ былъ созданъ Богомъ для блаженства, которое въ полной мѣрѣ и испытывалъ до самого грѣхопаденія. Блаженство это состояло въ непосредственномъ и радостномъ общеніи съ Богомъ. Поддавшись соблазну діавола, люди лишились этого общенія и стали подвержены страданію. Душевно страдаетъ человѣкъ потому, что грѣхъ отдалилъ его отъ Источника блаженства, а тѣлесно потому, что отпаденіе отъ Бога того существа, ради котораго созданъ былъ видимый міръ (Быт. 1, 28-30), внесло разстройство во все твореніе.
Адамъ услышалъ грозный гласъ: «проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться отъ нея во вся дни жизни твоей. И терніе и волчцы произраститъ она тебѣ; и будешь питаться полевою травою. Въ потѣ лица твоего будешь ѣсть хлѣбъ, пока не возвратишься въ землю, изъ которой ты взятъ» (Быт. 3, 17-19).
Слѣдствіемъ отдѣленія отъ Бога — Источника жизни, явилась смерть, бывшая невыразимо тяжелой для ветхозавѣтнаго человѣка. Живя на землѣ, борясь за существованіе, онъ отвлекался отъ постояннаго ощущенія своей отдаленности отъ Бога. Кончина же ставила его лицомъ къ лицу съ великой мукой загробнаго существованія безъ единенія съ Творцомъ. До пришествія Христова, до освобожденія Имъ ветхозавѣтныхъ душъ изъ нѣдръ ада, никто изъ людей не испытывалъ блаженства.
Господь, конечно, зналъ, что Адамъ согрѣшитъ. Такимъ образомъ, хотя ужасныя послѣдствія грѣха явились по причинѣ злой воли самого человѣка, надо признать, что тяжелое земное существованіе людей входило въ планы Создателя. Почему? Потому что /с. 63/ человѣкъ побѣдившій зло дѣлается еще выше, чѣмъ Адамъ до согрѣшенія. Адамъ былъ блаженъ, но поддался соблазну. Обновленное же человѣчество будущаго вѣка, возглавленное Самимъ Спасителемъ, будетъ уже неуязвимо для грѣха; будетъ безмятежно блаженствовать въ единеніи съ Богомъ. Оно уже не будетъ склонимо ко злу, а уподобится побѣдившимъ Денницу небожителямъ, которымъ Церковь поетъ: «Отъ Святаго Духа освящаеми ангельстіи собори, на зло пребываютъ недвижными, еже къ первому благому восхожденію обожаеми» (Октоихъ, гл. 4, понед. утро, канонъ 4).
По выраженію преп. Макарія Египетскаго, Божество «попустило быть злу для упражненія людей» (Твор. Москва, 1852, стр. 86). Также и блаж. Ѳеофилактъ говоритъ, что вѣкъ сей намъ «данъ въ руководителя, поколико будучи тлѣннымъ и скоропреходящимъ, можетъ возбуждать насъ къ нетлѣнному и неизмѣнному» (Толк. на Новый Завѣтъ, прил. къ жур. «Русскій Паломникъ» за 1911 г. стр. 641). Это значитъ, что непродолжительная (по сравненію съ вѣчностью) жизнь на грѣшной землѣ, намъ дана съ воспитательной цѣлью. Этой цѣли служитъ и наше смертное тѣло и всѣ условія, въ какихъ мы живемъ.
Особенно хорошо разъясняетъ смыслъ нашей жизни въ тѣлѣ Св. Григорій Нисскій въ «Словѣ къ скорбящимъ о преставившихся отъ настоящей жизни въ вѣчную».
Св. Григорій высказываетъ мысль, что намъ дана жизнь въ тѣлѣ «какъ путь къ чаемому нами», т. е. «возстановленію въ первобытное состояніе, которое есть не что иное, какъ уподобленіе Божеству» (Творенія, Москва 1868, т. VII, стр. 510 и 513). Для надежды ожидаемыхъ нами благъ, — пишетъ далѣе св. Отецъ, — не безполезно и тѣлесное естество. Ибо если бы мы оставались тѣми, чѣмъ были отъ начала, то, конечно не имѣли бы нужды въ кожанной ризѣ (Быт. 3, 22), такъ какъ освѣщало бы насъ уподобленіе Божеству. Божественный же образъ, который являлся въ насъ въ началѣ, не былъ особенностью, имѣющею какое-либо очертаніе или цвѣтъ, но въ чемъ усматривается божественная красота, тѣмъ украшался и человѣкъ, отображая первообразную благодать безстрастіемъ, блаженствомъ и нетлѣніемъ.
Поелику же обольщенный врагомъ нашей жизни человѣкъ добровольно возымѣлъ склонность къ скотскому и неразумному, то для неразсудительныхъ могло бы показаться полезнымъ помимо его воли отвлечь его отъ зла и насильно возвратить къ совершенству. Но Зиждителю естества казалось безполезнымъ и несправедливымъ подобнаго рода распоряженіемъ нанести ущербъ въ величайшемъ изъ его благъ…
Итакъ, чтобы и свобода осталась у нашего естества и зло было уничтожено, мудрость Божия /с. 64/ примыслила такое средство: попустить человѣку остаться съ тѣмъ, чего пожелалъ, чтобы, вкусивъ зла, котораго вожделѣлъ, и узнавъ опытомъ, что на что промѣнялъ, снова добровольно сильнымъ желаніемъ востекъ къ прежнему блаженству, отринувъ отъ своего естества все страстное и неразумное, какъ бы какое бремя, очистившись или въ настоящей жизни молитвой и любомудріемъ или послѣ преставленія отсюда пещію очистительнаго огня» [4] (тамъ же, стр. 515-517).
«Когда человѣкъ, — продолжаетъ Св. Григорій, — это вещественное удовольствіе предпочелъ радости душевной, Богъ, повидимому, какъ бы содѣйствовалъ ему въ семъ стремленіи посредствомъ кожанной одежды, которою облекъ его по причинѣ склоненія его ко злу, и съ которою примѣшались человѣку свойства неразумнаго естества. Мудростію Устрояющаго лучшее, черезъ то, что сему противоположно, уготована для разумнаго естества одежда изъ свойствъ неразумныхъ животныхъ. Кожанная одежда, нося въ себѣ всѣ свойства, которыя соединены съ неразумнымъ естествомъ и гнѣвъ, и обжорство, и жадность, и тому подобныя, представляетъ человѣческой свободѣ путь склоняться въ ту или другую сторону, будучи веществомъ какъ для добродѣтели, такъ и для порока. Ибо человѣкъ настоящей жизни движеніемъ свободной /с. 65/ воли можетъ избирать и то, и другое, если отрѣшится отъ свойственнаго неразумному естеству и обратить взоръ на себя самаго, чрезъ болѣе достойную жизнь содѣлаетъ настоящую жизнь чистою отъ примѣшавшагося къ ней зла, разумомъ одолѣвая неразумность. Если же склонится къ неразумному влеченію страстей, употребивъ какъ содѣйствіе страстямъ кожу безсловесныхъ, то инымъ способомъ послѣ сего будетъ наученъ лучшему, когда по отшествіи изъ тѣла различіе добродѣтели отъ порока дознаетъ онъ изъ невозможности быть причастникомъ Божества, если только очищающій огонь не очиститъ примѣшавшейся къ душѣ скверны» (тамъ же, стр. 517-518).
Со словъ Св. Григорія дѣлается вполнѣ понятно, какимъ образомъ жизнь на землѣ служитъ средствомъ къ спасенію людей. Спасеніе же «не иначе можетъ быть совершено, какъ черезъ обоженіе спасаемыхъ. Обоженіе же есть уподобленіе, по мѣрѣ возможности, Богу и единеніе (съ Нимъ)» (Діонисій Ареопагитъ, О церк. іерархіи, Писанія Св. Отцовъ и Учителей Церкви, относящіяся къ истолкованію Православнаго Богослуженія, СПБ., 1855 г., стр. 13). Георгій Пахимеръ дополняетъ эти слова такимъ толкованіемъ: «Она (Св. Троица) хочетъ спасенія разумныхъ Ангеловъ и людей; спасеніе же есть обоженіе спасаемыхъ. Подобно тому какъ мы говоримъ: спастись отъ чего-либо другого, — отъ страха — значитъ получить безопасность; спастись отъ убійства — значитъ получить жизнь; спастись отъ болѣзни — значитъ сдѣлаться здоровымъ; такъ и въ отношеніи къ этому предмету, — спастись отъ отдѣленія отъ Бога, (значитъ) приблизиться къ Богу, и это — обоженіе» (Тамъ-же, стр. 27).
Зная цѣль, къ которой направлено наше существованіе въ тѣлѣ, мы уже можемъ сказать, что культурой въ истинномъ значеніи можетъ быть названо все то, что въ земной жизни нашей способствуетъ нашему наученію истинѣ и нашему совершенствованію, т.е. обоженію. Изъ приведенныхъ выше разсужденій Св. Григорія Нисскаго явствуетъ также, что тѣло отнюдь не есть что-то нехорошее.
Православію чуждо отрицательное отношеніе къ нему, какое было у нѣкоторыхъ древнихъ гностиковъ. Наоборотъ, благословенно и самое тѣло и всѣ проявленія жизни его, но лишь постолько, посколько человѣкъ сознаетъ, что значеніе плоти служебное, что она никакъ не можетъ быть самоцѣлью нашего земного существованія.
Въ этомъ и разница между отношеніемъ къ земной жизни у христіанъ и у «культурнаго» матеріалистическаго міра. Св. Писаніе во многихъ мѣстахъ прямо противополагаетъ христіанъ «міру», т. е. той части человѣчества, для которой цѣлью служитъ благосостояніе и услажденіе плоти. Христосъ говорилъ, что Царство Его (т. е. Церковь /с. 66/) «не отъ міра сего» (Іоан. 15, 18). Онъ называлъ діавола «княземъ міра сего» и указывалъ на враждебность міра по отношенію къ Церкви: «вы возрыдаете, а міръ возрадуется» (Іоан. 16, 11, ср. 16, 33). Св. апостолъ Іаковъ пишетъ, что дружба съ міромъ есть вражда съ Богомъ (4, 4).
А св. апостолъ Іоаннъ Богословъ призываетъ: не любите міра, ни того, что въ мірѣ: кто любитъ міръ, въ томъ нѣтъ любви Отчей. Ибо все, что въ мірѣ, похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть отъ Отца, но отъ міра сего (1 Іоан. 2, 15-16). Отъ «міра», т.е. все то, что служитъ тѣлу, какъ самоцѣли. Изъ сказаннаго ранѣе мы можемъ сдѣлать выводъ, что въ настоящихъ условіяхъ «міромъ» слѣдуетъ назвать все, т. н. «культурное» человѣчество съ его матеріалистическимъ «прогрессомъ».
Мнѣ могутъ возразить, что очень трудно опредѣлить, что именно принадлежитъ къ «міру». Вѣдь, сами мы живемъ въ немъ, намъ приходится заботиться о пропитаніи нашего тѣла. Наконецъ, что было бы, если бы всѣ люди были святыми аскетами и не интересовались бы ничѣмъ, кромѣ спасенія души? Это ходячее возраженіе противъ христіанскихъ идеаловъ и съ нимъ часто приходится сталкиваться.
Начну свой отвѣтъ съ послѣдняго возраженія, а потомъ уже перейду къ первому.
Да, если бы мы всѣ были совершенны, то матеріальная жизнь людей не достигла бы и десятой доли того развитія, которое мы наблюдаемъ теперь. Но зато мы легче достигали бы вѣчнаго блаженства, не испытывая при этомъ большого лишенія, ибо и потребности наши были бы соотвѣтственно скромнѣе.
Говорятъ еще: если бы всѣ были совершенны (Матѳ. 19, 21), жили бы въ безбрачіи (1 Кор. 7, 38) и воздержаніи, всецѣло предавшись Христу, то родъ человѣческій прекратился бы. Допустимъ на минуту такую возможность. Заслуживала-ли бы она опасенія? — Наоборотъ. Пусть родъ человѣческій прекратился бы, но какой это былъ бы блаженный конецъ его! Какое славное переселеніе на небеса!
Съ христіанской точки зрѣнія нечего бояться чрезмѣрной святости; она можетъ быть страшна только для существованія матеріалистическаго «прогресса». На самомъ дѣлѣ приходится бояться только увлеченія земнымъ, которое болѣе присуще всякому человѣку, пока онъ не проникнется ученіемъ Христовымъ, показывающимъ намъ въ чемъ истинное благо, къ которому слѣдуетъ стремиться. Не просвѣщенный Церковью человѣкъ тянется за земнымъ счастьемъ, не понимаетъ, какъ можетъ существовать блаженство другого рода и потому въ разсужденіи о благѣ исходитъ исключительно изъ /с. 67/ понятій о благополучіи въ настоящей жизни. Отсюда и убѣжденіе, напримѣръ, въ томъ, что тѣлесная жизнь сама по себѣ благо, а кончина есть что-то ужасное.
Св. Григорій Нисскій говоритъ: «Почитающіе несчастіемъ для отходящихъ отъ жизни то, что составляетъ неизбѣжное слѣдствіе нашего естества, и тяжко скорбящіе объ отшедшихъ отъ здѣшней жизни къ жизни духовной и безтѣлесной, кажется мнѣ, не обращаютъ вниманія на то, какова наша жизнь, но страдаютъ недостаткомъ большинства людей, кои, по какой-то неразумной привычкѣ, свое настоящее, каково бы оно ни было, любятъ, какъ благо, хотя существу, возвышающемуся надъ неразумной природой разумомъ и разсужденіемъ, должно бы къ тому только склоняться, что является хорошимъ и достожелаемымъ по суду разума, а не то, конечно, избирать, что по какой-то привычкѣ и неразсудительному пристрастію кажется имъ пріятнымъ и по сердцу» (Твореніе, стр. 485). Это свойство «большинства людей» сказывается и въ слѣпой привязанности къ матеріалистической «культурѣ» и ея достиженіямъ. Умноженіе удобствъ, сытость, облегченіе труда — все это считается благомъ само по себѣ.
Между тѣмъ, Св. Григорій даетъ намъ совсѣмъ другой — ясный и истинный критерій къ тому, что можно считать дѣйствительнымъ благомъ. Характеристическое свойство истиннаго блага по его словамъ въ томъ, «что оно имѣетъ въ виду не одно только полезное относительно, что въ различное время является то полезнымъ, то безполезнымъ, что для одного хорошо, а для другого не таково, но то, что само по себѣ, по собственной природѣ есть благо и остается таковымъ же для всѣхъ и всегда… Ибо, что есть благо не для всѣхъ, не всегда, не само по себѣ независимо отъ внѣшнихъ обстоятельствахъ, то не можетъ собственно быть почитаемо существеннымъ благомъ» (тамъ же, стр. 487).
Пользуясь этимъ критеріемъ и подойдемъ ко всѣмъ сторонамъ земной жизни. Сытость, облегченіе труда, грамотность и прочее — могутъ-ли почитаться истиннымъ благомъ? — Нѣтъ. Потому что сытость иногда бываетъ вредна, облегченіе труда часто приводитъ къ лѣности, грамотность нерѣдко способствуетъ развращенію, равно какъ, наоборотъ, нищета и болѣзни часто способствуютъ совершенствованію. Скажу больше того — постъ, воздержаніе и даже чудотворенія не всегда спасительны, ибо иногда приводятъ къ гордынѣ. На землѣ нѣтъ абсолютнаго блага, кромѣ Святой Христовой Церкви. Вѣчное единеніе съ Нею, т.е. спасеніе души — вотъ единственная цѣль, къ которой должна быть направлена вся человѣческая жизнь. «Кая бо польза человѣку, аще пріобрѣтетъ міръ весь, и отщетитъ душу свою» (Марк. 8, 26)?
На первый взглядъ можетъ показаться, что такая точка зрѣнія /с. 68/ невыносимо суживаетъ границы человѣческой дѣятельности, заслуживающей названія культурной въ полномъ и истинномъ смыслѣ слова. На самомъ дѣлѣ это не такъ. Нѣтъ ни одной области человѣческой дѣятельности, нѣтъ ни одного природнаго дарованія, которое не могло бы служить дѣлу спасенія душъ. Разумѣется, не всѣ области эти одинаково цѣнны, ибо нѣкоторыя лишь косвенно могутъ вліять на души.
Съ христіанской точки зрѣнія нельзя, напримѣръ, приписывать благотворное значеніе успѣхамъ цивилизаціи, вродѣ изобрѣтенія поѣздовъ или аэроплановъ. При извѣстной высотѣ общаго духовно-нравственнаго уровня и они могли бы быть не только безвредны, но и полезны, если бы принимались не какъ достиженія человѣческаго разума, а какъ даръ Божій.
Такъ и другія дарованія, которыя мы встрѣчаемъ у людей, навѣрное не были бы даны человѣку, если бы они ни при какихъ условіяхъ не могли быть использованы во славу Божію. Наша испорченность приводитъ къ тому, что на практикѣ многіе изъ нихъ ведутъ почти исключительно къ соблазну. Но тѣ многочисленныя области человѣческой дѣятельности, которыя наиболѣе прямымъ путемъ могутъ содѣйствовать совершенствованію (иначе говоря культурѣ) получили прямое освященіе свыше.
Не Богъ-ли вдохновилъ художественную работу Веселеила, дѣлавшаго Ковчегъ Завѣта? Развѣ не благословилъ Седьмой Вселенскій Соборъ священныя изображенія? Не Христосъ-ли произносилъ притчи, т. е. назидательные разсказы? Не Церковь-ли пользовалась музыкой, съ первыхъ же лѣтъ своего существованія, прославляя Господа вдохновенными пѣснопѣніями? Не Она ли освятила основы государственной власти въ Византіи и Московской Руси?
Итакъ, всѣ области человѣческой дѣятельности благословенны, если онѣ служатъ Богу, а не маммонѣ. Къ Богу должно вести насъ и искусство, и литература, и музыка, и государственное строительство, однимъ словомъ все то, что составляетъ культуру. Добавлю, что и земледѣліе, и механика, и медицина, — все могло бы способствовать дѣлу христіанской культуры, т. е. спасенію нашихъ душъ. Но все это только при хорошемъ ихъ направленіи. Это орудія, которыя, въ зависимости отъ пользованія ими, могутъ способствовать истинной культурѣ, а могутъ, какъ мы видѣли, вести и къ погибели. По выраженію блаж. Ѳеофилакта, «не вѣкъ сей золъ, а злоупотребленіе имъ» (толк. на Еф. 2, 1-2). А Св. Симонъ Новый Богословъ въ одномъ мѣстѣ говоритъ, что «святые пользовались міромъ, но не злоупотребляли имъ». Къ истинной культурѣ принадлежитъ лишь то, что созидаетъ Тѣло Христово, возвышая человѣка, просвѣщая его, совершенствуя его душу.
/с. 69/ Т. о., если различныя стороны нашей земной жизни достигаютъ иногда такой постановки, что онѣ не препятствуютъ, а способствуютъ спасенію людей, то это можно назвать проявленіемъ культуры. Стройный кругъ богослуженій, прекрасные храмы и пѣніе, помогающее молитвѣ; боговдохновенныя творенія св. Отцовъ, государственный строй, обезпечивающій успѣшную и мирную церковную дѣятельность и дѣлающій государство слугою Христовымъ; наконецъ, православный укладъ общественной и семейной жизни, — все это — культура. Но при этомъ не надо забывать очень важную вещь, отличающую православное воспріятіе ея отъ воспріятія современнымъ человѣчествомъ его «культуры».
Православная культура не есть результатъ самостоятельнаго творчества людей — это есть даръ Божій. Сами по себѣ, безъ помощи Божіей, мы ничего хорошаго сдѣлать не въ силахъ. 127 правило Карѳагенскаго Собора даже предаетъ анаѳемѣ того, кто говоритъ, будто человѣкъ въ дѣлѣ своего спасенія можетъ что-нибудь достигать своими силами, ибо о плодахъ заповѣдей не рекъ Господь: «безъ Мене неудобно можете творити», но рекъ: «безъ Мене не можете творити ничесоже». Въ согласіи съ этимъ и Хомяковъ пишетъ; «Все благое творитъ въ насъ Христосъ… Все творитъ благодать. Покоряешься-ли ей, въ тебѣ совершается Господь и совершаетъ тебя; но не гордись своею покорностью, ибо и покорность твоя отъ благодати» («Церковь одна», § 10). И когда Церковь прославляетъ великихъ дѣятелей православной культуры Святыхъ Отцовъ, подвижниковъ и царей, то прославляетъ, въ сущности, не ихъ творческую силу, не выдвинувшее ихъ человѣчество, а Бога, ниспославшаго имъ дары и наставившаго ихъ, какъ потрудиться во славу Христу для спасенія людей./с. 70/
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Христіанскій прогрессъ
Міръ, устремившійся за достиженіемъ только матеріальнаго благополучія, какъ мы уже видѣли, обманываетъ себя, когда говоритъ, что прогрессируетъ. Онъ прогрессируетъ лишь въ области знаній и изобрѣтеній, которыя, однако, не приносятъ ему чаемаго блаженства на землѣ.
Христіанскій прогрессъ совсѣмъ другого рода. Его область — не тѣло, а душа.
Но прежде чѣмъ показать въ чемъ онъ заключается, намъ нужно развить сказанное выше о современномъ «прогрессѣ», чтобы показать какъ церковное міровоззрѣніе относится къ тѣмъ сторонамъ человѣческой дѣятельности, которая получила такое большое развитіе у нынѣшняго человѣчества.
Я уже отмѣчалъ, что если бы весь міръ состоялъ изъ дѣйствительныхъ христіанъ, то матеріальная жизнь наша не достигла бы того развитія, которое мы наблюдаемъ теперь. Міръ, кончено, не былъ бы такъ богатъ изобрѣтеніями. Это не значитъ, что невозможно совмѣстить науки съ Христіанствомъ.
Но для христіанина они не должны служить самоцѣлью, а должны быть только однимъ изъ средствъ ко спасенію. Такъ, изученіе природы легко можетъ укрѣплять вѣру во всемогущество Божіе и Его премудрый Промыслъ (Рим. 1, 20). Св. Василій Великій весь свой Шестодневъ въ сущности посвятилъ поученіямъ основаннымъ не естествознаніи. «Единое мое намѣреніе, — говоритъ онъ, — отовсюду назидать Церковь. Да обуздаются страсти невоздержныхъ, обуздываемы будучи и земными, и морскими примѣрами» (Шестодневъ, Кіевъ, 1826, стр. 173). Само собою разумѣется, что не изучивъ разнообразныхъ наукъ Св. Отецъ не могъ бы найти свои многочисленные примѣры изъ жизни природы. Мы видимъ тутъ наглядный примѣръ православнаго направленія научной дѣятельности. Здѣсь нѣтъ мѣста накопленію знаній ради знаній.
Св. Іоаннъ Златоустъ такъ отзывается о математическихъ трудахъ Платона: «Сколько трудился Платонъ со своими послѣдователями надъ линіей, угломъ и точкою, надъ числами соизмѣримыми и несоизмѣримыми, равными между собою и неравными и сказавъ намъ объ этихъ паутинахъ, — вѣдь все это въ жизни безполезнѣе даже паутины, — и не принесши пользы ни большой, ни малой, за/с. 71/тѣмъ окончилъ свою жизнь» (Бесѣды на 1 Кор. Твор. IV, стр. 35, СПБ., 1906).
Но тотъ же Святой Отецъ обладалъ очень большими по тому времени познаніями изъ свѣтскихъ наукъ и умѣлъ ихъ примѣнять въ своихъ поучительныхъ твореніяхъ. Поэтому можно сдѣлать выводъ, что, не будучи необходимыми для нашего совершенствованія, эти знанія, какъ и все въ видимомъ мірѣ, могутъ быть орудіями нашего спасенія. Но человѣкъ, направившій всю свою волю на дѣло своего нравственнаго совершенствованія, конечно не будетъ на нихъ особенно сосредотачиваться. Направленіе на нихъ всѣхъ умственныхъ и душевныхъ силъ обнаруживаетъ устремленіе не къ небесному, а къ мірскому. Вотъ почему эпоха многочисленнѣйшихъ и удивительнѣйшихъ изобрѣтеній, совпадаетъ съ эпохой повсемѣстнаго усвоенія матеріалистической «культуры».
Только такое чрезмѣрное сосредоточеніе силъ человѣческаго разума на вопросахъ облегченія своего земного существованія, точнѣе, стремленіе опрокинуть богоустановленный порядокъ, вслѣдствіи котораго человѣку на каждомъ шагу дается почувствовать, что онъ подъ Богомъ ходитъ, — приводитъ къ тому, что матеріальный «прогрессъ» ведетъ человѣчество къ матеріальнымъ же потрясеніямъ.
Но самая доступность для насъ тайнъ природы показываетъ, что использованіе ихъ не дурно само по себѣ. И электричество, и паръ, и взаимодѣйствіе различныхъ химическихъ элементовъ созданы для служенія намъ, но лишь посколько пользуясь ими мы служимъ Богу. Соловецкіе иноки, напримѣръ, вполнѣ совмѣщали пользованіе усовершенствованными машинами со своимъ спасительнымъ иноческимъ подвигомъ. Они дѣлали это славя Бога. Въ этомъ вся суть. Христіанинъ все это принимаетъ какъ даръ Божій, а «культурный» человѣкъ какъ свое достиженіе, свою побѣду надъ установленнымъ свыше порядкомъ.
Такъ же и въ медицинѣ. Ошибочное направленіе ея, горделивая надежда побѣдить природу, желаніе ее передѣлать, приводятъ къ печальнымъ результатамъ, ибо ученые врачи обѣщаютъ свободу будучи сами рабы тлѣнія (2 Пет. 2, 19). Но, опять-таки, это не значитъ, что сама медицина дурна. Тяжкія тѣлесныя страданія для многихъ служатъ труднымъ испытаніемъ и могутъ вводить въ грѣхъ отчаянія.
Благословенна медицина, облегчающая эти страданія! И не даромъ стяжали себѣ святость многіе врачи (Св. Пантелеймонъ, Савва, Дороѳей, преп. Алимпій и мн. др.). Они не только чудесно исцѣляли подобно другимъ чудотворцамъ, но и лѣчили. Но какъ лѣчили они и какъ воспринимали это лѣченіе благочестивые больные? Когда лѣчитъ современный врачъ, онъ полагается на свое знаніе. Выздоровѣетъ больной — онъ приписываетъ это своему искусству; /с. 72/ умретъ больной — онъ винитъ несовершенство науки или свою ошибку.
Святые же врачи считали себя не болѣе какъ орудіемъ Божіей воли и въ ихъ убѣжденіи, конечно, не было существенной разницы между выздоровленіемъ при помощи лѣкарства даннаго съ молитвой и исцѣленіемъ, при помощи одной молитвы. Даръ быть хорошимъ врачемъ (что встрѣчается не такъ уже часто) сроденъ съ даромъ исцѣлять, получаемымъ людьми невѣжественными въ медицинѣ, но святыми по жизни. Вѣдь ни одинъ врачъ не вылѣчитъ того, кому Господь судилъ предстать передъ Собою.
Къ сожалѣнію, большинство врачей забываетъ объ этомъ, хотя, разумѣется, бываютъ исключенія. Въ Звенигородѣ подъ Москвой жилъ докторъ безсребренникъ. Онъ отлично зналъ медицинскую науку, но въ сколько-нибудь трудныхъ случаяхъ, кромѣ лѣкарствъ, прописывалъ богомолье къ мощамъ преп. Саввы Сторожевскаго, постоянно указывая, что однимъ своимъ искусствомъ, безъ помощи Божіей, онъ не можетъ ничего сдѣлать.
Но, конечно, такіе люди могутъ быть хорошими врачами, могутъ хорошо знать науку, но они не довели бы ее до современнаго развитія. У нихъ никогда не поднялась бы рука пробовать на больныхъ неизвѣданныя средства, а тѣмъ болѣе прививать имъ различныя болѣзни, какъ это дѣлали ученые, напримѣръ, при изученіи сифилиса.
Успѣхи медицины идутъ черезъ трупы жертвъ. Ради того, чтобы лѣчить однихъ — морятъ другихъ.
А окончательный результатъ развитія медицинской науки, какъ мы видѣли во второй главѣ, не такъ уже блестящъ. Но даже если бы онъ былъ болѣе совершеннымъ, его нельзя было бы считать прогрессомъ въ полномъ смыслѣ слова, ибо здоровое тѣло далеко не всегда бываетъ благомъ. Вообще развитіе всѣхъ наукъ, даже если бы оно было свободно отъ матеріалистическаго направленія, имѣло бы самое второстепенное значеніе для главной цѣли человѣческой жизни — спасенія души, — а потому ни при какихъ условіяхъ не могло бы быть названо истиннымъ прогрессомъ.
Но то, что во всемъ видимомъ мірѣ мы не могли отыскать прогресса, что въ жизни человѣчества на землѣ мы, наоборотъ, видимъ всѣ признаки приближенія къ гибели, — не означаетъ-ли пораженія Христіанства вопреки нашей вѣрѣ въ его конечную побѣду? — Нѣтъ.
Спаситель никогда не обѣщалъ намъ, что весь видимый міръ станетъ христіанскимъ. Онъ, наоборотъ, говорилъ, что Царство Его не отъ міра сего и что христіане въ мірѣ будутъ «скорбными». Мы, наконецъ, знаемъ, что міровая исторія завершится явленіемъ «человѣка грѣха, сына погибели», который воплотитъ въ себѣ всю богоборческую сущность современной «культуры».
«Будучи отступникъ /с. 73/ и разбойникъ, онъ захочетъ, чтобы поклонялись ему какъ Богу, и будучи рабъ, захочетъ, чтобы его провозглашали царемъ. Получивъ всю силу діавола, онъ придетъ не какъ царь праведный и законный, состоящій въ покорности Богу, но какъ нечестивый, неправедный и беззаконный, какъ богоотступникъ, злодѣй и человѣкоубійца, какъ разбойникъ, повторяющій въ себѣ діавольское богоотступничество» (Св. Ириней Ліонскій, Adv. haer., lib. V, с. 25, т. 1). Кратковременная его и неполная побѣда [5], повторитъ самообманъ діавола, который однажды торжествовалъ уже при распятіи Христовомъ, а потомъ «огорчися, ибо упразднися; огорчися, ибо поруганъ бысть; огорчися, ибо умертвися, огорчися, ибо низложися; огорчися, ибо связася» (Слово Св. Іоанна Златоуста на Пасху).
Можно думать, что Господь попускаетъ развитіе нашей «культуры» ради того, чтобы люди сами убѣдились въ томъ, что безъ Бога они существовать не могутъ. Тогда на Страшномъ Судѣ они уже не могутъ оправдывать свои грѣхи тѣмъ, что имъ было тяжело жить на землѣ потому, что Творецъ не далъ имъ достаточно свободы и матеріальныхъ средствъ для устройства своей жизни. Это самооправданіе окажется побѣжденнымъ, ибо на страданіяхъ освободившагося отъ вліянія Церкви человѣчества послѣднихъ дней, воочію будутъ видны послѣдствія вполнѣ самостоятельнаго человѣческаго творчества.
Не смогутъ люди ссылаться и на то, что имъ неоткуда было узнать истину. Какъ ни велики успѣхи матеріализма, свѣтъ Христовъ продолжаетъ свѣтить міру черезъ Церковь и будетъ свѣтить до самого конца, ибо Спаситель обѣтовалъ намъ, что врата ада не одолѣютъ ее. Какъ ни развивается невѣріе, какъ ни обрушится на христіанъ Антихристъ, имъ никогда не удастся уничтожить истинную вѣру. Въ этомъ и будетъ окончательная побѣда Церкви на землѣ даже до Второго пришествія Христова.
Всякое приближеніе къ побѣдѣ можно называть прогрессомъ. Почему не назвать намъ этимъ словомъ и ту земную жизнь Церкви, въ которой поколѣніе за поколѣніемъ воспитываются будущіе побѣдители Антихриста? Самое гоненіе на Церковь, постоянно существующее въ мірѣ, служитъ тому же дѣлу церковнаго прогресса, ибо таково свойство каждой обиды наносимой христіанамъ.
Относительно этого Св. Митрополитъ Іоаннъ Максимовичъ приводитъ слѣдующія слова Учителя Ѳеофила: «Всѣ оскорбляющіе насъ (какимъ бы то ни было образомъ), каждый изъ нихъ совмѣщаетъ какъ бы /с. 74/ два лица, дѣйствующія одно сознательно, другое безсознательно во-первыхъ, онъ желаетъ по злому расположенію дѣйствовать враждебно противъ насъ: съ намѣреніемъ оскорбить нашу личность, лишить насъ имущества и т.д., при успѣхѣ же своемъ, черезъ попущеніе Божіе, дѣлается безсознательно вторымъ лицомъ, дѣйствующимъ въ качествѣ орудія въ рукахъ Бога, наказующаго или исправляющаго наше поведеніе и тѣмъ самымъ онъ безсознательно служитъ Богу» (Иліотропіонъ).
Ту же мысль можно распространить на жизнь всего міра, подобную непрерывному уроку, постоянному воспитанію, которому, безсознательно способствуютъ даже враги Христовы. Этотъ непрерывный урокъ однихъ возводитъ къ совершенству, дополняясь общеніемъ въ Таинствахъ съ Богомъ, а другихъ дѣлаетъ способными послѣ смерти присоединиться къ Тѣлу Христову. Всякое доброе дѣяніе, всякій шагъ на пути къ совершенствованію, ежедневно, ежечасно, ежеминутно, подвигаетъ впередъ это дѣло истиннаго прогресса, имѣющаго цѣлью блаженное единеніе добродѣтельнаго человѣчества подъ главенствомъ Самого Христа Спасителя (Ефес. 4, 13).
Прогрессъ этотъ познается лишь вѣрой въ обѣтованія данныя Церкви. Его нельзя увидѣть другимъ путемъ. Прибавлю еще, что въ живущемъ на землѣ человѣчествѣ къ нему прямо и сознательно идутъ только православные христіане, смиренно подчиняющіеся спасающей ихъ благодати. Остальные же люди, если и оказываются способными послѣ смерти присоединиться къ Церкви, то достигаютъ этого безсознательно (и слѣдовательно самымъ невѣрнымъ образомъ), посколько ложныя ученія не заглушили въ нихъ или не исказили голосъ совѣсти, всѣмъ людямъ указывающій, что добро, а что зло (Римл. 2, 15).
Прогрессъ болѣе замѣтный совершается въ жизни каждаго отдѣльнаго христіанина, приближающагося къ Богу подъ руководствомъ Церкви. Прогрессъ этотъ не всегда ровный. Онъ обычно сопровождается то паденіями, то подъемами. Но путь его явственно указанъ Святыми Отцами въ ихъ аскетическихъ твореніяхъ. И всякій православный человѣкъ долженъ идти этимъ путемъ, совершая свое спасеніе и такимъ образомъ созидая Тѣло Христово.
Примѣчанія:
[1] Надо, кстати, имѣть въ виду, что эти принципы, распространяемые масонами среди неофитовъ, совсѣмъ не принимаются какъ обязательныя въ высшихъ степеняхъ (напр., хотя бы, даже въ 3-ей). Это съ одной стороны, какъ увидимъ, подмѣна христіанскихъ принциповъ добродѣтели, а съ другой — необходимость для привлеченія симпатій къ масонству, которое иногда не прочь прикинуться и только филантропической организаціей.
[2] Письмо Митрополита Иннокентія къ графу Протасову, 1845 г. И. Барсуковъ. Иннокентій, Митрополитъ Московскій и Коломенскій, стр. 223.
[3] Пришествіе антихриста, Одесса, 1912, стр. 5.
[4] Это и другія подобныя мѣста въ твореніяхъ Св. Григорія давали поводъ нѣкоторымъ писателямъ приписывать ему оригенистическія воззрѣнія, т. е. мнѣніе о будущемъ возстановленіи всего въ состояніе первобытнаго совершенства. Католики же находятъ, что св. отецъ содержалъ ихъ ученіе о чистилищномъ огнѣ. Это побудило Московскую Духовную Академію сопроводить цитированное мною слово замѣчаніями, въ которыхъ разъясняется: 1) что Св. Григорій въ этихъ случаяхъ «говоритъ только объ усопшихъ христіанахъ, скончавшихся въ упованіи жизни вѣчной и чаяніи ея благъ, слѣдовательно о тѣхъ, кои уже здѣсь, на землѣ, по благодати, которой сподобились и по своей вѣрѣ и по дѣламъ содѣлались достойными сего чаянія. Отъ нихъ онъ отличаетъ невѣрныхъ, ограничивающихъ надежды жизни однимъ настоящимъ, которые «потому и считаютъ достоплачевною смерть, что для нихъ нѣтъ надежды на то, чему вѣруемъ мы». Что какъ симъ невѣрнымъ, такъ и нераскаяннымъ грѣшникамъ предлежитъ вѣчное мученіе, о семъ Св. Григорій учитъ ясно (Приб. къ Тв. Св. Отцовъ, часть XX, стр. 77-81). У православныхъ же христіанъ, положившихъ въ настоящей жизни начало нравственнаго преуспѣянія, «останки грѣховности, эти слѣды нравственнаго несовершенства, въ жизни будущей», «путемъ исправительнаго воспитанія», какъ говоритъ Св. Григорій, постепенно отпадутъ и исчезнутъ какъ отпадаетъ изгарь отъ плавимаго металла». 2) Названіе способа этого исправительнаго воспитанія «очистительнымъ огнемъ» по замѣчанію комментаторовъ имѣютъ «иносказательное значеніе». Со своей стороны добавлю, что разница у Св. Григорія съ католиками въ томъ, что у него нѣтъ юридическаго представленія о загробномъ совершенствованіи. Католическое чистилище — это отбываніе заслуженнаго наказанія. А въ православномъ пониманіи за гробомъ существуетъ именно совершенствованіе, продолженіе съ помощью Божіей начатаго, но не законченнаго на землѣ дѣла своего спасенія.
[5] ибо все-таки хоть малое стадо Христово, а сохранится до конца на землѣ и вмѣсто рая на землѣ будетъ «великая скорбь, какой не было отъ созданія міра донынѣ и не будетъ» (Матѳ. 24, 21).
Источникъ: Епископъ Григорій (Граббе). Церковь и ея ученіе въ жизни. (Собраніе сочиненій). Томъ третій. — Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Свято-Троицкій монастырь, 1992. — С. 46-74.
Просмотрено (20) раз
